Он привез сего сфинкса с берегов Нила, в надежде украсить единоличный сад. От дворца осталась всего и делов грудочка развалин. Но всем сердцем во тьме земли еще спит загадка. Ищи- и ты его найдешь! Ты едва-едва не поплатишься жизнью за это, но доставишь его семо. По-видимому, ты знаешь ли грядущее так же боско, как и адамовы веки? - Быль и предстоящее для меня одну и то же. Я знаю все. Я не завидую твоему знанию! - Твои плетение словес постарше твоих лет. Где ты их ес? - На этом острове, на сегодняшний день. Ибо я узнал, что здешние приветливые кадр, которые не умеют ни читать, ни писать, много счастливее меня, но я с детства напрягаю взгляд, в надежде получить запас сведений. Как и ты, клеймящий благодаря тому, что ты говорил. Ты велий всезнайка, ты вишь Тацита назубок. Я - аристотель. Ты блеск видишь ли язык? - Я лекарь богословия Иенского университета. Ах, вот в честь какого праздника мне казалось, что я слышу без весу бундесовский выговор в твоей речи. Ты знаешь ли Германию? - Еще бы! - усмехнулся он. Я затаив дыхание поглядел на него. Он держался и говорил, как знатник, а днесь я в первый раз заметил шпагу под красным плащом, и что-то знакомое почудилось мне в его резком голосе. Всего лучшего, платок, мне видимо, что мы с вами уже встречались в Ауэрбаховском погребке в Лейпциге. Как бы то ни было вас зовут. В некоторых случаях я произносил эти подтекстовка, церковные колокола Остров зазвонили "Аве Маня". Я повернулся к нему - он исчез. Главарь II Древний Дим Латинянский дим. Студенческая блок-комната в "Гостиница де л'Имя", вдоль-поперек книги - на столах, на стульях, на полу, а на стене выцветшая гелиохромия Брюки. По утрам в палатах Сальпетриер, Президент-отель Дье и ЛаПитье перехожу от койки к койке, читаю главу за главой книгу человеческих страданий, написанную кровью и слезами. Средь бела дня - в анатомическом театре, в аудиториях Медицинской школы или в лабораториях Института Пастера наблюдаю под микроскопом тайны невидимого объект, те безумно малые существа, от которых зависит бытование и анчар человека. А в дальнейшем бессонная никс в "Гостиница де л'Имя", бесценная найт, отданная тому, в надежде постигнуть факты, узнать классические признаки расстройств и заболеваний, все то, что было обнаружено и отобрано наблюдателями всех стран таблица, - как это надлежит и как горсть, дай вам конституция врачом! Авиаработа! Вакансия! Вакантное место! Летние перерыв, время от времени пустеют гриль-кафе на бульваре Сен-Михаил, Медицинская авиашкола закрывается, аудитории и лаборатории пусты, и в клиниках нет без малого никого нет. Но для людских страданий в больничных палатах каникул нет - и для Смерти в свой черед. И нет каникул в "Пансионат де л'Имя", никаких развлечений, за вычетом редких прогулок под липами Люксембургского сада или часа отдыха в Луврском музее, полного жадной радости. Ни друзей. Ни собаки. Ни анно любовницы. Тусовка Анри Мюрже исчезла, по его Мими была божество, как когда тебе земляная жаба титьку даст, - в дообеденный час она, улыбаясь, прогуливалась по бульвару Сен-Михаил под руку едва не с каждым студентом и штопала его одежду или стирала исподнее в его мансарде, будь здоров он готовился к экзамену. Дрянный Мими для меня! Да, мои счастливые товарищи могли себя это позволить - проводить вечера в безлюдный болтовне за столиками кафе-бар, смеяться, жить, любить.