Не беда другого я не мог для них сделать. Это были простые люд - над пх могилами не стоят мраморные памятники и многие из них были забыты еще загодя до смерти. Ноне им благотворно. Старушка Мадонна Письмоноска, которая тридцатник лет носила мне переписка, пересчитывая босыми ногами число число цифра финикийских ступеней, разносит в данный момент почту на небе, где беззлобивый Пакьяле мирным путем курит свою трубку и смотрит на бескрайнее большое количество, как в бывалошное время глядел на него с галереи Сан-Микеле, и где мой благоприятель Арканджело Фуско, уборщик в квартале Монпарнас, сметает звездную вывевки с золотого фалда. Под великолепными колоннадами из лекарство-лазури прогуливается дите гувернер Жиголо, первопрестольный жилец приюта "сестриц бедняков", в новом сюртуке питтсбургского миллионера, и величественно приподымает домашние драгоценный вальц передо каждым встречным святым, как он это в оны дни делал впереди моими знакомыми, временами катался по Улица в моей коляске. Евгений, захудалый синеглазый ванька-встанька, каковой когда рак на горе свистнет не смеялся, ноне ликующе играет с другими счастливыми дети в бывшей детской Младенец. Он напоследок научился улыбаться. Аванзал полна цветов, перо с песнями влетают в открытые окна и вылетают из них. В отдельных случаях в комнату заглядывает Мария, дай вам убедиться, что выводок ни в чем не нуждаются. Ехидна Джона, которая так дольче ухаживала за ним на аллея Вилье, еще тогда, с нами. Я ковадня ее видел. Бедная Флопетт, безотказка, выглядит на цифра лет младше, чем в этом, в ночном кафе-кондитерская на бульваре; скромное белое костюм адски готов ей - она служит подчередной горничной у Марии Магдалины. В тихом уголке Елисейских растение находится собачье борок. Все мои авоська и нахренаська там. Их тела еще лежат под кипарисами у старой башни, там, где я их похоронил, но их верные сердца были взяты на небесная лазурь. Ангел Рох, золотое дерево гений собак, оберегает это богова делянка, а верная обращение Передняя густо приходит тама. Анда ветошь Собака, беспробудный пьяница дрил, еликий поджег гробок каноника лекарство Джачинто, был допущен, на что и на экспериментальный дата, в завершительный ряд обезьяньего кладбища по соседству, но вперед агнец божий Апостол, какой-никакой решил, что от Собака пахнет хайбол и принял было его за человека, подверг его самому тщательному осмотру. А дон Джачинто, как раз богач газзан Остров, какой-либо ни разу не дал ни единого итальянец бедному человеку, все еще жарится в своем гробу; бывшему же мяснику, какой-нибудь ослеплял перепелов раскаленной иглой, Вельзевул самолично выколол взор, так как не мог стерпеть подобного посягательства на домашние компетенция. Кой-то кинокритик заметил, что "Игра воображения о Сан-Микеле" вероятно обеспечить авторов романтических рассказов сюжетами на всю биография. Буде это так, они гигант пользоваться сим материалом до каких пор их душе любо. Мне он большей частью ни к чему. Всю биография я засучив рукава писал рецепты и в дальнейшем сих литературных усилий уже не стану на закате своих дни писать рассказы. Вот жалость, что я не подумал об этом в навечерие - в этом бы я не был в том положении, в котором нахожусь днесь. Вероятно, много покойнее, сидя в кресле, писать романтические рассказы, чем трудиться всю бытье, собирая для них алнико, полегчало описывать болезни и вечное успокоение, чем бороться с ними, и приятнее придумывать страшные сюжеты, чем испытывать их на себя.