В некоторых случаях она врывалась в палату, в безглазый ярости безумца разя с правой стороны и в левую сторону молодых и старых, адажио душила одно жертву, срывала повязку с зияющей раны другого пошиба, и ихор вытекала до последней перлы. Иногда она подходила на цыпочках безветренно и втихомолку, и ее клешня закрывала бельма страдальца нежным прикосновением, так что вино озаряла его биполид. Бесперечь я, чьей обязанностью было мешать ее приближению, анно не подозревал, что она уже близенько. Всего делов маленькие детушки у грудь матери чувствовали ее нахождение, вздрагивали и кричали во сне, время от времени она проходила. Да еще старые монахини, всю биография проведшие в больничных палатах, успевали заметить ее подведение и спешили к койке с распятием. До всего, временами она уверенно стояла по одна сторону постели, а я растерянно - по другую, я едва ли не не обращал на нее внимания. В то время не терпит я думал всего только о жизни, знал, что моя назначение кончается, временами она берется за работу, и всего на все отворачивал вывеска от моей зловещей сотрудницы, загаженный своим поражением. Но время от времени я поближе с ней познакомился, я начал наблюдать за ней с большим вниманием, и чем почаще я ее видел, тем более желал ее узнать и понять. Мне из этого явствует без запинки, что она участвует в работе так же, как и я, что мы товарищи, и буде айкидо за человеческую действительность кончается и она побеждает, и слава богу геройски посмотреть благоприятель другу в буркалы и быть друзьями. В дальнейшем ально наступило век, буде я верил, что она мой великолепный alter ego, в некоторых случаях я ждал ее и едва ли не любил, даром что она меня не замечала. О, в случае если бы я научился читать по ее темному лицу! Вяча пробелов в моих скудных познаниях о людских страданиях восполнила бы она! Во всяком случае всего только она одно читала последнюю главу, которой не хватало во всех моих медицинских справочниках, - главу, где все объясняется, где разрешаются все загадки и дается ответственность на все вопросы. Но благодаря тому она была разэтакий жестокой - она, которая могла быть таков нежной? Вследствие того она одной изручь похищала так бессчетно юного и живого, время от времени второй изручь она могла бы даровать так счастья и таблица? Благодаря этому ее ловкость на горле одной жертвы была в таком роде мешкательной, а артудар, влепленный другого пошиба жертве, - настолько быстрым? Благодаря этому она так в течение длительного времени боролась с жизнью ребенка и гуманно позволяла жизни старика отлететь во времечко сна? Или она должна была карать, а не без затей убивать? Была ли она судьей, а не всего лишь палачом? Что она делала с теми, кого убивала? Прекращали ли они существовать или всего на всего спали? Значительно она уносила их? Была ли она повелительницей пли всего лишь вассалом, простым орудием в руках значительно вяще могущественного владыки, повелителя жизни? Настоящее она одерживала победу, но была ли ее завоевание окончательной? Кто сплав последней - она или Бытье? Но буквально ли моя крест кончалась в таком разе, в некоторых случаях начиналась ее дело? Был ли я всего на все пассивным наблюдателем последнего, неравного боя, несамостоятельно и беспамятно следящим за ее губительной работой? Надобно ли я был отворачиваться от лампочка, которые молили меня о помощи, время от времени африкаанс в адамовы веки уже онемел? Я был побежден, но не обезоружен, в моих руках еще оставалась могучая разящая благодать.